Звукоподражания

 

 Пробовал ли кто-нибудь понять, как устроены звукоподражания? Мне вот кажется, что все они устроены как-то по-своему, но у всех есть какое-то свое зерно, из которого произрастает семейство ономатопоэтических единиц. Приведу два примера, которые, как кажется, мне удалось осмыслить.
Звукоподражания, или идеофоны, это по классификации Ч. С. Пирса иконические знаки, обозначающие звуки, производимые различными объектами, в том числе и живыми. Особенность обозначения у иконического знака состоит в том, что адресат распознает означаемое благодаря сходству с означающим, т. е. благодаря системе восприятия, способной по образу распознать объект. Различают параязыковой и языковой типы идеофонов, отличающиеся тем, что вторые отображают характеристики обозначаемого объекта фонологическими средствами, а первые – нефонологическими. При этом вторые чаще всего воспроизводят характеристики не самого изображаемого объекта, а характеристики стандартных параязыковых идеофонов. Проанализируем, например, как соотносятся параязыковой идеофон [pr] (губно-губной вибрант), изображающий команду всадника или извозчика лошади со значением 'остановись'. Сам этот идеофон - подражание звуку, который издает лошадь, когда она отдувается, или отгоняет от морды насекомых. В языке, изображенный с помощью фонемного инвентаря, он преобразовался в сочетание четырех фонем «тпру!», из которых первый согласный моделирует начальную фазу развития звука - взрыв (резкое размыкание смычки), второй согласный моделирует место образования звука, не входящего в состав системы фонем, - его билабиальность (т. е. активный орган образования смычки - губы), третий согласный моделирует способ образования идеофона - его вибрантность (т. е. тот факт, что чередуются смыкание и размыкание губ) и, наконец, гласный стандартным для языка способом превращает все это звукосочетание в слог, /у/ выбирается видимо потому, что это максимально низкий по относительным характеристикам звук (/и/, /а/ и /о/ – выше). Таким образом, фонологический идеофон раскладывает в последовательность дифференцирующие признаки паралингвистического идеофона, изображая их как стадии произнесения звука.
Интересно, что способ воспроизведения этого звука в языке уникальный. Именно русский язык (интересно, кстати, как в других славянских языках, в том числе и ближайших наших родственниках, выглядит это тпру!) закрепил именно этот "тормозящий" знак для лошади с намеком на то, что можно отдышаться. В английском - Whoa [wu], в испанском - so, jo, в итальянском - leh! olа! fermo! т. е. ничего похожего.
 

 Звукоподражания колокольному звону в русском языке представляют замкнутую семиотическую систему, законы построения которой в точности больше не повторяются ни в одной другой системе звукоподражания. Лексемы, обозначающие это явление распределены по двум рядам знаков: b-ряд и d-ряд.
/bim/ _____________________/din/
/bam/
/bom/ ____________________/don/
/bum/
Каждая из этих форм, несмотря на кажущуюся простоту, устроена сложно. Можно заметить, что первый и последний звук отличаются друг от друга только по признаку назальности. Место образования согласных совпадает, и оба они - смычные. Если мы захотим показать, что звук колокола тянется долго, мы сделаем конечный согласный долгим: bаm-m-m-m (а не гласный, как это имеет место, например, в случае, когда идеофон моделирует звук от упавшего на пол предмета - ba-a-a-m). Это значит, что именно этот конечный согласный моделирует распространение звуковой волны. В этом случае было бы справедливо предположить, что первый согласный моделирует удар языка колокола о его рубашку. Гласный же моделирует высоту тона. Если мы захотим противопоставить звуки, издаваемые двумя колоколами, такими, что один звучит выше, другой ниже, мы выберем для более высокого /i/, а для более низкого - скажем, /а/ или /о/. Таким образом, получается, что каждый звук выполняет в этих формах свою функцию: начальный моделирует удар языка о рубашку колокола, конечный - распространение звука, а гласный - высоту тона. При этом ни один из этих звуков не является в указанных словах отдельной морфемой (минимальной значимой частью слова). Целое обозначает звук колокола целиком, его внутренние части выделяют в нем отдельные фазы образования звука. D-ряд лишен той гибкости, которую предоставляет адресанту В-ряд. Гласный /i/, моделирующий высокий тон, ограничивает употребление din колокольчиками. Интересно, что можно образовывать целый колокольный текст, в котором появляются сегменты, которые не употребляются самостоятельно, своеобразные аффиксы: /don-digi-don-digi--digi-digi-don-digi.../ или /bom-bidi-bom-bidi--bidi-bidi-bom-bidi/. Эти самые digi и bidi обозначают в тексте более высокие колокола. Законы построения колокольных текстов совершенно не изучены. Не изучена и их структура, например, непонятно, что это за единицы: морфемами единицы, стоящие между дефисами назвать трудно, словами и предложениями - тоже.
 

 ...у Пелевина в "Желтой стреле" дан список звукоподражаний поезду у разных народов... Это так, если интересно...
 

 Конечно все так и есть. С Gargouille - то же самое.
 

 И у Кабатовой что-то подобное.
 

 В своё время заинтриговало ономатопическое происхождение слова "мама" (отзвук сосательных движений младенца). :)
 

 Я занимаюсь исследованием звукоподражаний несколько лет в университете и могу сказать, что это очень увлекательно, особенно если мы говорим о т н звукосимволических словах, те таких словах, которые в отличие от звукоподражаний (эти изображают звук), изображают с помощью звуков языка какой-либо незучащий признак предмета или действия. Например, было замечено, что слова, обозначающие округлые предметы и т п. (особенно сленговые, разговорные, жаргонные и т д) часто содержат в своем составе лабализованные (губно-губные фонемы). Это совпадает по многим языкам. Особенно очаровательно, что названия пухлых младенцев часто звукосимволичны: бутуз (рус.), puppy (англ. щенок), о младенце - puppy fat или вот еще венгерские: dudduo ‘толстый’, dudva ‘необыкновенно полная, бесформенная женщина’, dudu ‘горшок для молока’, dudullo ‘жбан с затычкой’, dudujka ‘толстый ребенок’, dudva ‘с большим задом’, dundi ‘1) бутуз; 2) сонный’ (примеры приводятся по: Скаличка, 1967, 302).
Таких соответствий между звуком и значением очень много, они очень интересны и интуитивно чувствуются носителями языков, что отражается и в художетвенной литературе, например, недавно читала одну из новелл Мопассана, он пишет, что есть люди, у которых идеи круглые, а у других заостренные, и так повсюду: класический пример сонет об окраске звуков Рембо.
Кому интересны теоретические исследования в этой области рекомендую книгу С. В. Воронина "Основы фоносемнтики" 1982г. Там все соответстия между звуком и смыслом разных групп слов доказаны очень убедительно, это основная работа по фоносемантике в нашей стране до сих пор. Ну очень хороша для специалистов!
За границей пишут с меньшим количеством теории, но примеры и организация материала доступны и занимательны: см. Crystal, David. The Cambridge Encyclopedia of Language. 1995 (статья об ономатопее с картинками, на три разворота, все как полагается:).
И еще ода не совсем научная, я бы сказала, но примеры смешные:
Скаличка В. Исследование венгерских звукоподражательных выражений.// Пражский лингвистический кружок. М., 1967. С. 277 – 313.
 

 Да, я знаю эту линию исследований. У меня есть в электронном виде работы Воронина. На эту тему писал еще Журавлев, Журавлев даже разработал какую-то программу, которая автоматически определяла параметры текста и его главных героев на основании фоносемантических оценок. Когда я преподавал в МГУ, на кафедре общего языкознания, у одного из моих коллег была дипломница, проверявшая работу журавлевского алгоритма. Сравнивались тексты одного очень хорошего священника и человека, о котором было заранее известно, что он грубый, наглый скандалист. Скандалист по результатам исследования оказался белым и пушистым, а священник агрессивным и лживым. О текстах впечатления складывались совершенно противоположные. Не обижайтесь, пожалуйста, но на меня пока работы этого направления не производят впечатления. Вот, например, по Вашей теории мумия, тоже должна быть пухлой и круглой. В этот же класс объектов должны попадать бурундук, бурун, дуб, бунт, буква, бук, бурав, жупел, пуп, поп, бор, бамбук и т. д., которые ни к округлости, ни к чему-нибудь пухлому или толстому отношения, видимо, не имеют. Если же правилу подчиняется лишь небольшая группа корней, вряд ли можно считать его обоснованным. Кроме всего прочего, надо всегда проверять происхождение слова. Бутуз, например, происходит от бутить 'толстеть', но бутить, кажется, происходит из корня со значением тупой. Puppy по Оксфордскому словарю происходит из старофранцузского late 15th cent. (denoting a lapdog): perhaps from Old French poupee ‘doll, plaything’; куклу же и тем более игрушку вряд ли можно отнести к круглым или пухлым предметам.
Еще раз прошу прощения, если я Вас огорчил своим скепсисом, вы, видимо, потратили на эту работу большое количество времени, но я предпочитаю твердую почву под ногами. К тому же мое мнение - мнение частного лица, а частное лицо довольно часто ошибается.
 

 № 6. По поводу происхождения слова мама из ономатопоэтического сказать что-нибудь определенное трудно, поскольку единственным методом, с помощью которого мы можем подтвердить эту гипотезу или опровергнуть является сравнительно-исторический метод реконструкции, а идеофоны практически не поддаются реконструкции. У Фасмера же прослеживается это слово как слово детского языка. Это значит, что оно взято, скорее всего из той стадии развития речи у ребенка, когда он, овладевая механизмом словоделения, начинает произносить многослоги, не связанные ни с каким определенным смыслом: ма-ма-ма, да-да-да, га-га-га. Этот период в науке о детской речи называется лепетом. При этом по реконструкции ма-ма не везде означает 'мать', в древневерхненемецком соответствующее слово обозначало тетку, в древнегреческом - без различия мать или бабушку, что с идеей сосания ассоциируется довольно трудно, скорее всего (интенсиональная) идея связывается здесь с воспитательной ипостасью женщин, а не с ипостасью вскармливания, в древнеиндийском соответствующее слово обозначает 'дядя'. Если перейти к ностратическим языкам, то, например, в грузинском, как известно звукосочетание /mama/ обозначает 'отец', а мать в грузинском звучит как /deda/.
Ну и вообще, не знаю, есть ли у Вас дети, Елена, но по-моему при сосании ребенок издает звуки не очень похожие на ма-ма. По классификации это глухие инспираторные (т. е. производимые на втягивании воздуха, а не выталкивании его) среднеязычные аффрикаты (т. е. звуки типа ц):-)))) (ребенок сосет языком, а не губами), сопровождаемые инспираторно-экспираторным сапом, в то время как /m/ - экспираторный (т. е. произносимый на выдохе), губно-губной назальный (воздух идет через нос) сонант (т. е. его, в отличие от взрывных и аффрикат можно тянуть).
И еще один аргумент против этой теории. Ономатопоэтические слова часто становятся знаменательными. Тогда традиция закрепляет за ними звуковой состав и они начинает передаваться из поколения в поколение, тем самым они начинают подчиняться общим законам изменения звуковых оболочек слов во времени и вливаются в состав слов, поддающихся реконструкции. Но тогда они сразу перестают быть звукоподражаниями (и их отзвуками тоже).
 

 №3, 4, 5. Спасибо, посмотрю.
 

 # 9 Что вы, что вы, ничего не утверждаю и не отстаиваю :)), просто вспомнилось, с каким интересом зачитывалась в Публичке трудами по фоносемантике. (шёпотом: начала было писать диссертацию под науч.рук-вом Воронина, но рано ушла из большой науки :). господи, как же давно это было)
 

1